В обычной лесной жизни они бы никогда не могли встретиться: настолько разными и чужими были эти существа – да большая беда, бывает, объединяет даже недругов, удивляя окружающий мир…
Так вот, в одной таёжной глуши по весне у медведицы Глаши на свет народились два милых пушистых комочка размером с вязаную варежку, наречённых ею просто и от всей медвежьей души Дашей и Машей. Тем более, так мечтал назвать будущих деток её незабвенный Еникей Иваныч, трагически погибший в конце этой зимы от рук подлых браконьеров.
Они заявились к берлоге толпой ночью с факелами и давай тыкать заострёнными шестами в сонных в своей беззащитности животных… Защищая собиравшуюся вот-вот родить Глашеньку, Еникей с рёвом кинулся на врагов, пришедших за их жизнями и жизнями пока не появившихся чад! В панике обомлевшие горе-охотники в упор палили из всех стволов – истекающий кровью зверь сумел-таки поддеть лапищей одного из извергов и вырваться из смертоносного круга, уводя толпу стрелков всё дальше и дальше от замершей в шоке подруги. Могучий исполин тайги с десятками пуль в теле сумел оторваться от улюлюкавших преследователей и погиб уже у реки, где останки его были обнаружены медведицей по весне – Глаша поклялась сохранить память о любимом до сих пор Еникее в родившихся детках, что своими повадками так напоминали отца, чем одновременно ранили и облегчали участь одинокой медведицы – Иваныч, пусть даже таким образом, всё равно с ними, незримо сопровождает и опекает их…
Ах, как разгулялась таёжная красавица-весна – в первоцветах и свежей зелени она была просто неотразима! Медведица с медвежатками уже покинула берлогу. Радость жизни и многообещающее светлое завтра переполняли душу: пережиты зима, смерть близкого, трудности первых дней после рождения деток – радуйся, живи, не мешая другим, тоже источающим счастье под одним приветливым пронзительно-чистым и бесконечным небом… Но однажды в один ясный день всё померкло в глазах снова!
Установившаяся небывалая жара спровоцировала сухие грозы – начались самые губительные для тайги верховые пожары, что распространяются со страшной всё убивающей силой, подгоняемые ветром…
Глаша нутром с рассвета почуяла неладное – погнала почему-то ещё сонных медвежат к реке, чем спаслась от возникшей в мгновение ока лавы огня, для большинства смертельно неожиданной. Не всем тогда посчастливилось остаться живыми – многие погибли.
Такая же счастливая семейка лесных енотов в то зловещее утро наслаждалась молодыми побегами на одной из берёз на таёжной опушке… Как вдруг в распускающуюся крону ударила шаровая молния – дерево мгновенно вспыхнуло факелом! Спастись сумел лишь малыш-енотик, не имевший ещё такой родительской сноровки взбираться так высоко, но всё-таки огонь успел лизнуть и его, оставив ожоги на тельце и почти обгоревший хвостик. Обезумевший бедняжка, дико вереща, тоже прорывался к спасительной реке, около которой они все и встретились…
Даша и Маша, поначалу принявшие енотика за медвежонка, кинулись к тому и за холку поволокли упирающегося торопыгу к матери знакомиться. Но медведица встретила, пусть и совсем маленького, пришельца настороженно, недовольно.
— Кто ты? – глухо прорычала в мордочку трясущегося малыша.
— Я-я-я… енотик. Мои все погибли, тётя, у меня никого нет.
— А имя-то у тебя хоть есть.
— Е-е-е-есть…
— Ну-у-у!.. – медведица всё больше и больше раздражалась.
— Е-е-е… Е-е-ени… Еникей, – выдавила, наконец-то, из себя затравленная кроха.
— Ка-а-ак?! – заревела огромная медведица, нависнув над вдавившим себя от ужаса в песок енотиком.
— Еникей. Так мама назвала по просьбе папы, — пролепетал-прошептал несчастный, уже приготовившийся принять смерть.
Даша и Маша, зажмурившись от всего увиденного, сто тысяч раз пожалели, что притащили бедненького, помимо его воли, к всегда доброй матушке, отчего-то впавшей в ярость, хотя от того никакой опасности не исходило.
И тут, на удивление всем, мать-медведица начала вылизывать раны на тельце енотика, нежно рыча через раз: Еникеюшка… Родненький, тебе больно, но теперь мы вместе – где трое, там и четвёртому найдётся место: будешь моим девочкам братиком… Вместе и беду эту проскочим, лишь бы нам успеть переправиться за реку, а там много укромных мест у трёх сопок – не пропадём, Еникейка, залазь мне на загривок, – будешь за капитана – а-то тебе с течением не справиться… Дашка, Машка, плыть строго за мной – коль устанете, цепляйтесь за бока!
Водная стихия приняла в свои объятия мохнатую флотилию и понесла курсом к желанным туманным сопочкам: Глаша мощным крейсером гребла к цели, за ней в фарватере подгребали два утлых катерка, коих река всё норовила снести в сторону, да всякий раз спасали материнские бока, а на капитанском мостике-холке всем движением заправляло странное издали существо в поперечную полоску, словно в тельняшке, – дёргая рычагами за медвежьи уши, оно поддерживало верный курс к вожделенной всеми цели. Слава лесным богам, никого на встречных курсах не попалось – усталые и счастливые все благополучно пришвартовались к тихому каменистому берегу, свободному от стихий, врагов и дураков, создающих на ровном месте проблемы всем, включая и братьев наших меньших.
Новое место было, действительно, благодатным для успешно набирающей вес перед зимней спячкой семейки. Глаша со своими детками охотились днями, Еникей, в основном, ночами, причём, живя с медведями, он перестал бояться ночных конкурентов-охотников по его душу, рысей и сов, из-за остро исходящего от него пугающего их запаха хозяев тайги: ещё не видя его, они в страхе сходили с охотничьей тропы, боясь встречи с почему-то шляющимся в этакую пору таёжным исполином, что на поверку был гораздо мельче, но ловчее в добыче пропитания для вечно голодного, но ставшего ему родным семейства. Еникей не гнушался даже выходов на трассу к людям, чего категорически не дозволяла себе медведица Глаша, невзирая порой на сильный голод: так ей были отвратительны люди, убившие её Еникея – енотик же, стараясь не токмо для себя, умилял проезжающих человеческими пародиями на попрошаек у паперти, которым невозможно не подать: через пару-тройку часов такой «работы» зверёк был обложен съестным почти с его рост – сытыми в такие дни были все, включая и мать-кормилицу, съедавшую принесённое всё-таки без особого аппетита.
Ещё в одном оказался кстати наш ловкий предприимчивый малыш. Когда мама Глаша так серьёзно занемогла от распухшей лапы, что не могла и шагу ступить по причине острейшей боли, Еникейка заправским домашним лекарем осмотрел пациентку и обнаружил в пятке каменную иглу-занозу с серьёзным нагноением почти на полстопы – действовать надо немедля! Острыми коготками почти человеческих пальцев гнойник был вскрыт с успешным удалением впившейся гадости – разжёванные им же до кашицы листочки щавеля ускорили заживление и огромную, как она сама, благодарность названной матушки! А как рады были спасению всё от того же Еникея Дашка с Машкой, объевшихся как-то на халяву идущей на нерест рыбой – после трапезы не могли прикрыть пасти от возникающих колотья и нытья на все зубы… Обеспокоенная маманя ассистировала уже известному специалисту: держала мощными лапищами челюсти чадам открытыми, дабы те не захлопнули их рефлекторно в самый неподходящий момент осмотра Еникеем, который на треть тельца погрузился туда, осматривая каждый зубище – обнаружились острейшие плавниковые косточки, вонзившиеся достаточно глубоко, что потребовались многократные заходы в пасть нашего хирурга… К концу операции енот являл собой жалкий вид, обмазанный с головы до пят слизью и слюной неаккуратных сестричек, зато добился полного исцеления, как говорят в таких случаях, прямо на операционном столе!
Откуда же такая человеческая ловкость рук без всякого мошенничества у енота? На то есть древнее поверье, что давным-давно этот зверёк был человеком, который, правда, вёл неправедный образ жизни, всех и вся обманывал, наживался на доверчивости граждан – это дошло аж до самого Великого Духа, повелевшего превратить негодяя в енота, а тот, в свою очередь, взявшись, наконец-то, за ум, начал активно исправляться в надежде на благосклонность Вершителя судеб, не изменившего жестокий приговор, но вернувшего грешнику в утешение его человечьи руки, что у этого вида зверьков покоя не знают и всё время заняты делом…
Ближе к зиме, когда только-только выпал первый снежок, нагулявшее достаточный жирок семейство решило залечь в спячку: почти взрослый Еникей собрался было обжить отдельную для себя нору, выгнав из неё прежнего хозяина, барсука, но мама Глаша уговорила перезимовать вместе, что гораздо теплее да к тому же не так крепко спящий сынок, любитель от скуки ковыряться в своей и чужих шкурах в поисках паразитов, освободит всех от зуда, мешающего здоровому сну – ему занятно и сытно, а им, медведям, спокойно… Не ведали пока они, каким спасением потом окажется это решение, вроде бы, на первый взгляд, обыденное – оказавшись где-то в середине зимы на волоске от смерти, они спасутся, отвратят чудесным образом нависшую угрозу и встретят весну снова вместе. А произошло вот что…
Удачно выбранный овражек под берлогу у растущего и двух поваленных кедров сулил надежду на спокойную зимовку без непрошенных гостей и потрясений – да злой рок распорядился иначе. По тонкой струйке пара промысловики наткнулись на вход в опочивальню безмятежно спящих жертв… Первыми одновременно очнулись мать-медведица и енот. Глаша с великой тоской и болью уже приготовилась к прыжку, чтобы, защищая детей, принять смертную участь, погибнуть, как некогда её супруг! Однако неожиданно матушку опередил, издав душераздирающий вопль, Еникей, рванувший наружу навстречу погибели – раздался нервный выстрел, енот упал замертво, застыв в неестественной ужасной позе. Глаша видела, как молодой охотник, брезгливо подняв за облезлый хвост нежданную добычу, тут же её бросил, призываемый другом идти дальше, не пачкаться с этой дрянью, ни на шкуру, ни на мясо негодную.
Когда они убрались восвояси ни с чем, медведица, еле сдерживая себя, чтобы не зареветь от горя, выползла из берлоги – прижала к груди безжизненное тельце Еникеюшки и беззвучно зачала оплакивать того, кто стал дорог не меньше, чем погибший вот так же супруг… И тут, не веря своему сопливому носу, ощутила ноздрями до мурашек по всей шкуре нежные прикосновения знакомых пальчиков! С трудом приокрыла заплывшие от горючих слёз глаза и – на неё глянула расплывшаяся от счастья мордашка живого, даже не раненного, Еникея!!!
— И ты тоже поверила, а?! Как я их – пригодился-таки навык падать замертво, сбивая с толка!
— Ой-ой-ёшеньки! А я-то думала, кровинка ты моя паршивая, что не переживу во второй раз смерть Еникея… Вот шельмец: и нас спас, и сам спасся!..
Для звериного порядку мама Глаша всё-таки отшлёпала негодника, чуть не надорвавшего ей сегодня сердце, и силком потащила спать, ведь ещё зима на дворе – весной договорим, которую, забегая вперёд, они обязательно встретят и будут жить дальше долго и счастливо своими семьями, не забывая однако мать-старушку, самую лучшую бабушку во всём лесу для внуков, особенно Еникеюшкиных, таких милых и забавных, чем-то похожих с годами всё больше на медвежат, потому как с кем сроднишься, тем и родишься. Тут нашей истории конец, а продолжение будет писать сама жизнь, приоткрывшая нам ещё одну свою удивительную страницу любви и дружбы ко всему живому, настоящему, неподдельному…
Валентин Егоров, заслуженный врач РС(Я),
член Союза писателей РС(Я)
Художник: Вероника Жиркова