Рассказывал мне дедушка Малыр,
То-ли сказку, то-ли быль.
Жила в веси, как-то в старь,
Когда люди жили в прибыль –
И млад, и стар без бедноты,
Доживали до ста лет и дольше,
Без олигархов и нищеты,
В мире, счастье и достатке –
Красна девушка Сардана.
Всем была она прекрасна –
Что душой и телом, а таланта
Не пожалела ей природа –
Танцевала, пела, мастерила
И была чудесною стряпухой,
Хоть в округе не счесть таких –
Возьми каждую из любой,
Из ураса саха, берестяных,
Что хлопочат у летних очагов –
В пору доек молока, множества коров
И кобылиц, в дала’х* обширного аласа,
На берегу святой реки Олены уранхаев,
В священной для Саха’ долине – Туйма’да.
У женщин, не было нехватки, вдоволь –
Золотых и серебряных украшений,
Каждая тогда – носила день и ночь.
В парчу, шелка, кашемир одевались –
От китайских мануфактур и в бязь –
От татар да русичей, через Сибирь.
Не было нашествий тунгусов,
Не наступили еще времена кыргыс-
Повальных распри меж улусов,
Племен и этносов – не звучал Илбис.
И ходили лишь саха по рекам всем,
Без боязни, свободно на кошелях,
Долбленках малых и больших,
По селениям и прочим весям –
Свататься иль в гости на погляд,
Поскольку немногочисленны были,
Пока все народы севера подряд
И со времен незапамятных – дружили.
У тунгусов встарь поверье бытовало —
Под воду кто уйдет с головою утопая,
Но вынырнет случайно и спасётся —
Изгоем должен стать невольно.
Считалось, что дух воды, недобрый,
Злыми чарами успевает подменить,
Душу человека на оборотня порой,
Потому людей — станет он губить.
А вот Сардана — на выданье краса,
Выросла без родни, как перст одна,
Ходила на охоту, силки-петли ставила,
Рыб на ботнике, на отмелях острожила.
Любовалась на Оленские столбы,
Из трав целебных собирала сборы,
Шила из шкур зверей и рыб наряды —
Хватало чтобы, и на украшения дабы.
Как-то раз, под скалой крутою,
Сидя в ботнике своем, спела песню,
О желаемой любви, о чувств красоте,
И не успела взяться за весло, как с нею,
Рядышком совсем, свалился паренек,
Со скалы высокой — в воду канул с головою.
Просто в день тот, у местных эвенов,
Проводилось поклонение Бакалдыну,
День умилостивления духов-богов,
Священных скал и госпожу Олену,
Посредством подношения даров.
А песню спела красавица Сардана,
Под той скалой куда только подошла
И трепетно, вся процессия встала,
Со священными дарами и молчала,
В восхищении пред пением — внимая,
Чудесному со скал, многолосию эха..
А со скалы сорвался, любопытный
И неуемный, сын князьца эвенов,
Чукучан единственный, наследный.
Такую чудный голос зародил — любовь,
Понимающему почти единственному
Из всех, поскольку мать была саха
И научила языку, сыночка потому,
Что нужно ведению переговора,
С тыгынами Саха, по соседству.
Неосторожен был он, в пыле чувств —
Завороженный пением красивым.
Не веря, что это голос духа предков —
Понял, что поют с поверхности воды.
Спустился ближе и девушку увидев,
Перегнувшись залюбовался до поры,
А как она, к веслу потянулась, спев свое —
Понял он, что уже не сможет без Сарданы.
Позабыл он, предубеждения народа все.
Заарканить было, решил бедовую ее —
Прямо со скалы подтянув ее к себе,
Не расставаться с нею никогда.
Так сильно — со взгляда первого,
Влюбился в нее, слова и чувства,
Ее песни, запали в сердце накрепко,
Так что вряд ли нам понять его порыва,
Волшбу не испытавшим, момента такового…
Сняв аркан с плеча, что нужен был,
Для древнего обряда, замахнулся
И задев дерево, вес не удержал —
Так вниз бедолага и сорвался.
И все тут встрепенулось племя —
Дурной и какой еще дурной знак,
Сегодня, вот сейчас и приключился —
Ужаснулся моложавый, эвенов князек.
И сам же, пред племенем, при всех,
Отрекся от сына единственного он —
Сильны так были суеверия, как грех
И поверья различные, темных времен!
Захлебнулся слезой, рвя бороду себе,
В великом горе поседевший враз отец,
Приказав из луков пристрелить на месте,
Сына вместе с ведьмою-уранхайкой здесь.
С содроганием, но решительно — вниз,
Кинулись по скалам, воины тунгусы,
Уж очень ловкие и быстрые — зараз,
Достигли тут же подножия скалы.
Но Сардана усадившая сразу,
Княжича в лодчонку свою, поняла —
По крикам вверху и спуска шуму,
Что тут уже медлить — никак нельзя.
Споро вперед, грести начала — успела,
Подальше от метких стрел охотников
На диких оленей и волков, да уплыла —
Увозя подальше, свой странный улов.
Лишь улыбался, спасенный все молча,
Глядя благодарно на спасительницу,
Видно всю, не понимая суть дела —
В каковую он попал переделку!
Сардана краса, не смутилась красавца —
Слишком щекотлива, ситуация была,
Понятно, что будет убивать погоня,
Без разбору — жестока и быстра!
Есть фора у них, пока из скал,
Будут выбираться тунгусы,
Надо за это время пристать,
На берег другой, чтоб найти —
Коней ездовых и скакать,
Уже куда глаза глядят.
Всю картину происходящего действа,
В уме прикинула красавица Сардана,
Умница же она и до охоты горазда,
Поскольку с детства не раз ходила.
Княжич Чукучан наконец заговорил —
Пронял и он, обстоятельства смысл,
За двойное спасение поклонился ей —
Горячо тут же он признался в любви,
Перспективы Сардане выложив свои:
Не будет нам пощады, в этих местах,
Преследовать долго не будут — уйдем,
Плыть бы нам надо на первых порах,
Без остановок сутками, ночью и днем!
Подальше от берега — на середке реки,
Теперь острова подходят лишь нам-
Для отдыха, сна, охоты и рыбалки,
Готовки горячего и пищи прием.
Всю ночь проплыли и следующий день —
Вечером на островок, причалили малый,
Жировал на удачу им, на отмели таймень —
У Сарданы Чукучан, вооружился острогой.
Скоро ночь уже — подавала Сардана на ужин,
Ухи котелок, с диким луком, из рыбы жирной.
***
Долго ль, коротко — плыли вниз сами,
Любовью друг к другу наслаждаясь,
Но только к берегу, на устье пристали,
На устье незнакомой, раздольной реки
И ужо берегом шли, то плыли не таясь —
Ночами и днями вверх без остановки.
Малые речки переплывали не зарясь
И чуть выше — приток пошире нашли.
Прозрачные воды по вкусу пришлись —
Вверх по ней, счастливые двинулись.
В том так уверены, что искать их никто,
Скоро здесь не будет — в одном стойбище,
Эвенкийском богатом обменяли, на скоро,
По хозяйству утварь, соль у хозяек в темпе,
На украшения Сарданы — золото и серебро,
Пока мужчины, в основном, были в отлучке
И после Чукучан, следы запутывал долго.
Лета короткого к концу, ближе к осени,
Гуртами собираются гуси, лебеди, утки —
Птиц других разных, перелетные косяки —
Размножившись за лето, во многие разы.
Любимы друг другом,
Соединившие судьбы,
Жестоким поворотом,
Ее причудливой игры,
Сильные, здоровьем
И духом непреклонны,
У горы, в пещерке земляной,
Нашли пристанище вдвоем —
В подножии заброшенной,
Кем-то тоже, давным давно.
Был вопрос только в том,
А люди ли, жили до того —
Множество костей, мосол
Разбросаны как попало,
Нет следа очага притом?
Хорошо зато утеплено,
Было то жилище мхом
И сеном сплошь забито,
В закутке, в углу глухом —
Будто тут зверье жило.
Двери не было и подавно,
Все завалено сухостоем,
Нет тропы, издалека все —
Навал деревьев, бурелом.
Туда Чукучан забрел случайно —
Для схрона собственного,
В поисках жилья такого,
Уголка безветренного,
С любимою Сарданой.
В зимы, преддверии, долгой,
Запастись надо было впрок едой,
Утеплить и подготовиться быстрей,
Ведь ждали первенца они, уже весной!
Вы спросите: » Докуда доплыли?
Как жили? Счастливы ли были?
Были ли дети, есть ли, кто ли?
Может где — еще живы они?»
Они начало зимы, встречали в тепле,
Трещал камелек — уютно в пещерке,
Из глины и листвяка очаг слеплен,
Крепка дверь, засов к ней приладен,
Дров куча во дворе и крепок плетень —
Не забегут голодные волки и самострел,
На лихого незваного, иль шатуна навострен.
Двух народов мудрости жизни,
С детства приучены — объединили
Знания, умения и все у них в порядке,
А дичи полно, как нигде — в дикой округе.
Чукучан в тайге, отбившихся от стада,
Трех домашних оленей приманил
-Те далеко забрели, что бывает когда,
От волка или медведя не уследил —
Эвен или эвенк охотник-пастух иногда.
Вот однажды ночною порою зимней,
Сработал самострел — раздался рев,
Пострашнее медвежьего ужасный!
Кто-то сильный рванулся в дверь,
Упал и скребся все тише — хриплый,
Слышен стона глухого, рык теперь.
Поняли, кто это может быть, герои наши —
Взращенные на легендах предков, они
Чье возможно заняли жилище, знали и —
Обнаружили раненого, дверь открывши.
Могучего, обессилевшего духа — Чучуну,
Со сломанной стрелою над сердцем,
Истекшего кровью, но живого, на снегу,
Со взглядом умных глаз, притихшим,
Затащили в жилье, с его же помощью.
Ни звука членораздельного,
Он не сказал, но что говорит,
Со взгляда живого, понятно —
Без слов будто молча глаголит
И ясно становится, что ему надо.
Сардана врачевать, тут же взялась,
Благо бабкам травницам с детства,
За всякую мелочь помогала — училась,
Травы и растения все-все изучила —
При каких недугах, как применялись.
Чучуна молча, взглядом одобрял,
А то и взглядом советы передавал —
Здоровенный человечище в шкурах,
Ужасный, страшный на первых порах.
Оказался он добрым весельчаком,
Пока жил, после излечения, соседом —
Рассказывал о людях смешные вещи,
Как они недалеки и обидчивы, как дети.
Добрый маг, как он им показался,
Рассказал о себе — как он оказался,
На странной, несовершенной стране,
Называл он так Землю, землян жалея.
Попался он на самострел от того,
Что ни единого металла ни лук,
Ни стрела из кремния острого,
Ни тетива — не имел и сторожок.
Сам — странник ищущий приключения,
На время вылезший из летнего тумана
И следующим летом, к себе уйдет унося,
Рассказы об этой стране, в памяти храня.
И возможно еще кто-нибудь, потом прибудет,
Из летнего тумана в ту пору — ни общаться,
Ни пытаться, настоятельно он советует,
Поскольку неизвестно кто попадется —
Разного народца в стране проживает,
Откуда на Землю и попасть захотят —
Могут в вашем обличье предстать —
Душу подчинив своею подменить.
Научил он Сардану, магии своей,
Поскольку талант и к этому у ней —
Могла теперь лечить и ворожить,
Да стать невидимой для людей.
А она-то постаралась и Чукучана,
К этой магии приобщить, а уж он,
Таким вот образом — как мужчина
И в этом молодец, оказался силен.
Так и стали они жить поживать —
Детей по Саха воспитывала мать,
Поскольку Чукучану, на охоту ходить
И за разрастающимся стадом следить,
Пока дети — погодки все малые, работать
Приходилось одному, как кормильцу семьи.
А дом-балаган все больше достраивать
Через каждый год приходилось вдвоем,
Поэтому и эвенов языку, детей научить,
Волей не волей, не получилось обоим.
Со временем, с людьми стали общаться —
Эвенки, в тех местах оказалось живут,
Потому Чукучаном и не интересовался,
И никто, ни эвены, ни саха — их не ищут.
Не искали они — только сложили легенду :
Давно приключилось страшное к лету,
Утащила хозяйка Олена, княжича в воду,
И девушку саха, за чувственную песню.
Передавали талантливым детям своим,
Той магии учили что от Чучуны переняли —
Да несколько веков еще славились дети,
И шаманят до наших времен, их потомки.
То место, с тех пор, так и называется,
Мраком тайны, колдовской сокрытое —
Чучука’н, может слышали кто — забытая
Есть местность, в Бордонском наслеге?
Чучукан уменьшитеьное имя, от Чучуна
Или лучше — ласкательно- уважительное.
Охраняет там, ту тайну, издавна курган —
Шамана Бочугурас, правнука Чукучан
Могучего, из всех потомков, дочери саха.
Джулистан Ефремов, Дьулу Уус-Джулиус
Художник: Вероника Жиркова