— Асаткан, Асаткан, пойду сам тебя приведу, а то не дождусь.
Вышел он из чума — нет никого. Видит только, далеко впереди олень бежит. Схватил авахи лопату, что тут лежала. Ударил о землю лопатой. Сел на нее верхом. Помчался догонять Асаткан.
Скачет на лопате авахи. Увидел Асаткан, кричит:
—Асаткан, Асаткан, пусть у твоего оленя нога отнимется.
Только сказала Асаткан — лопата пополам разломилась.
— Асаткан, Асаткан, — говорит злой авахи, пусть третья нога у твоего оленя отнимется.
Отнялась у оленя третья нога. Скачет олень на одной.
Асаткан кричит:
— Авахи, авахи, пусть от твоей лопаты четверть останется. Сломалась лопата. Одна четверть от нее осталась.
Совсем рассердился авахи, говорит:
—Асаткан, Асаткан, пусть твой олень совсем без ног останется.
— Пусть твоя лопата, авахи, совсем сломается, — отвечает Асаткан.
Пока они так говорили, до речки доехали. Спрыгнула Асаткан с оленя. Ударилась оземь — пеной сделалась. Скатилась в речку, поплыла. Авахи за ней в речку бросился.
Несет пену вниз по реке. Авахи за ней по речке гонится, поймать хочет.
Принесло пену туда, где лебеди плавают. Просит девушка лебедей:
— Лебеди, лебеди, спрячьте меня от авахи.
Спрятали лебеди пену под крылья. Подплыл авахи к лебедям. Те испугались, взлетели. Пена из-под крыльев выпала. Схватил авахи пену в рот, держит.
Прилетела тут откуда-то птичка. Стала вокруг авахи кружиться. То на голову авахи сядет, то в длинный нос клюнет. Плывет авахи по реке, руки заняты. Нечем ему птичку отогнать. Решил он схватить ртом ее. Открыл авахи рот. Птичка выхватила пену, улетела. Взлетела на дерево. Оттуда вместе с пеной камнем о землю ударилась. Сильный гул по речке да по тайге пошел.
Авахи со страху в воду нырнул да и захлебнулся. Пена опять в Асаткан превратилась. Птичка парнем красивым сделалась.
Посмотрела Асаткан на стройного юношу, засмеялась. Поклонился тут юноша низко девушке и посватал ее за себя.
БОГАТЫРЬ МАЛИ И ХОГЛЕН
Богатырь сохатый Хоглен похитил на земле день и побежал с ним по небу. На земле стала ночь. Мани надел лыжи, взял добрый лук и две большие стрелы и пошел догонять Хоглена.
Долго гнался за Хогленом Мани. Он сильно бросал лыжи, вперед и оставлял за собой широкий след. Мани приблизился к Хоглену, пустил в него первую стрелу, да промахнулся.
Бежит по небу Хоглен с похищенным огнем, гонится за ним Мани. Долго бежали. Мани поравнялся с Хогленом, забежал сбоку, натянул до уха тетиву и остановил сохатого меткой стрелой.
Отнял Мани у Хоглена день и понес его на землю. Он шел с ним к земле столько же времени, сколько гнался по небу за Хогленом.
С тех пор Хоглен каждый вечер похищает с земли день и убегает с ним на небо. Но каждый раз Мани встает на лыжи, ровно в полночь догоняет его, пересекает путь Хоглену стрелами, отнимает у сохатого день и приносит его на землю.
КАК МЕДВЕДЬ ОЛЕНЕВОДОМ БЫЛ
Паслось как-то на луговине стадо оленей. Напал на стадо тигр. Отбил нескольких оленей и погнал в тайгу. Одного разорвал, а другие от страха убежали. К стаду уже и дороги найти не могли. И стали они сами по себе пастись.
Повстречал этих оленей медведь. Был медведь уже старый, охотился плохо; сколько ел — не знаю, а бока у него ввалились и шерсть клочьями взъерошилась.
Увидал медведь оленей и подумал про себя: "Вот удача мне привалила! Заберу я оленей. Оленеводом стану, как люди бывают. Олени приплод давать будут. Мяса мне на всю жизнь хватит. А пасти оленей — велика ли хитрость!"
Обрадовался медведь. Согнал оленей в одно место, к своей берлоге поближе. Сам сел возле, довольный, к оленям присматривается — которого на первый случай зарезать.
Видят олени — не трогает их медведь, стали пастись. Стали мох искать: ходят, головы к земле наклоняют. Смотрит медведь, понять не может - что такое олени делают? Будто слушают что-то... Струхнул медведь, испугался: может, олени слушают, не идет ли хозяин?
Подошел медведь к одному оленю, спрашивает:
— Ты что слушаешь?
Молчит олень, не отвечает. У другого медведь спросил, и тот посмотрел на медведя и тоже промолчал. Смешно оленям: захотел медведь оленеводом стать, а сам не знает, что олени едят!
Бегал, бегал медведь от одного оленя к другому, запыхался даже. Говорит сам себе:
— А тяжелая это работа!
Пока олени весь мох не съели, около той берлоги паслись. Мох съели —стали дальше отходить. Опять медведя страх взял: этак могут олени и совсем уйти. Не знал медведь, что человек за оленями кочует. Стал медведь своих оленей назад загонять. Пока одного к берлоге своей загонит, другой убежит мох искать — из виду скроется.
Совсем выбился медведь из сил, не может оленей обратно повернуть. Пришлось ему за оленями идти. Идет медведь, оглядывается — жалко ему теплую берлогу, старую берлогу жаль. Но и оленей потерять не хочется. Вздыхает, да идет, от берлоги все дальше и дальше...
— Ох, — говорит он, — трудное это дело — оленей пасти! Кабы знал, ни за что бы не взялся!
Далеко медведь от берлоги откочевал. Тут попались ему навстречу волк с лисой.
— Здравствуй! — говорят. — Что ты делаешь тут?
— Да вот, — говорит медведь, — оленеводом стал.
Лиса хвостом завиляла, головой закивала.
— Давно пора, — говорит. — Мы с соседом-волком давно оленями обзавелись. Сейчас хорошо живем, оленье мясо едим.
— Только замучился я с оленями, — говорит медведь.
— Это с непривычки, — отвечает лиса. — Бедный ты, бедный, сосед! С непривычки очень трудно. Не знаю, как ты зимой будешь пасти своих оленей...
Призадумался медведь; это верно — как же ему зимой-то с оленями быть? Ведь зимой его на спячку потянет, а коли он уснет — уйдут олени. Где их тогда искать?
Говорит он лисе и волку:
— Помогите мне оленей упасти!
А лиса хитрая была. Для виду призадумалась, а у самой одна дума — как бы медведя одурачить. Говорит она медведю:
— Ох, не знаю я, как с тобой быть! Не справимся мы. Очень трудно. Но друг другу помогать надо. Давай твоих оленей. Весной придешь - обратно возьмешь.
Погнали лиса с волком оленей в тайгу.
А медведь пустился плясать, радуется. Говорит себе: "Вот обманул я этих дураков! Всю зиму будут они за рогами гоняться. А я весной и летом буду сыт: все мясо мне достанется!" Побежал медведь в берлогу. На зиму залег.
Отогнали лиса с волком стадо подальше в лес. Перерезал волк оленей. Целую зиму два обманщика были сыты.
Лежит медведь в берлоге, лапу сосет. Во сне оленей видит: ходят жирные-прежирные, сало с них на землю каплет. "Ох и поем я мяска весной" — думает медведь. Чем сильней у него с голодухи в животе бурчит, тем жирней ему олени снятся.
Вот весна пришла. Солнышко снег растопило. Ручьи по земле побежали, стали деревья почки набирать. Очнулся медведь от своей спячки, из берлоги вылез. Идет по тайге, от слабости шатается: бока у него ввалились, шерсть колтуном свалялась.
Приходит косолапый к лисе с волком. А те за зиму откормились, гладкие да толстые стали. Выбежала лиса навстречу, суетится, словно от радости не знает, куда дорогого гостя посадить, без умолку говорит, медведю рот не дает раскрыть.
Спрашивает ее медведь:
— Ну, где мои олени, соседка? Запричитала лиса, лапками замахала:
— Беда с твоими оленями, сосед: все стадо пропало!
—Как пропало? — говорит медведь, разинув рот.
— Убежало, — отвечает лиса.
— Как так убежало? — рассердился медведь.
— А вот так, убежало — и конец! Уж если хозяин не мог оленей упасти, если сам ты с ними справиться не мог, так мы и подавно не могли твоих оленей упасти!
— Где же ваши-то олени? — спрашивает медведь, а сам вокруг смотрит: видит - валяются везде оленьи черепа да кости.
Еще пуще запричитала лиса, слезу пустила да волка под бок так ткнула, что и тот от боли заревел.
— И с нашими оленями беда случилась! — плачет — разливается лиса. — Не уберегли мы и свое стадо! Наших оленей, сосед, моль поела!
— Как моль? — спрашивает медведь.
— А вот как: как напала моль на оленей — ведь у них мех густой! — Да как принялась поедать оленей, мы и глазом моргнуть не успели, как всего своего богатства лишились... — Глядит лиса на оленьи кости и в голос ревет. — Ах, мои милые! Да какие вы были хорошие! Да как любила я вас, мои милые!
Жалко стало медведю лису. Утешать ее стал:
— Не плачь, соседка, то ли еще бывает!.. — Почесал он в затылке, подумал. — Ничего, — говорит, — не поделаешь, если моль съела. Видно, не быть мне оленеводом, соседка. Никогда больше не стану оленей держать!
И поплелся медведь в тайгу. С тех пор к оленям не подходит!
ГАГАРА
Однажды птицы устроили собрание. Начался втихомолку разговор о житье-бытье, о детях-родных.
Вожак птиц орел-птица пришел и начал делить яйца собравшимся уткам, гусям, лебедям и другим птицам.
Самой первой в очереди стала самая большая из птиц — лебедь.
Орел-птица, встав, говорит:
— Этой лебеди будет достаточно два яйца, подойди, возьми!
Лебедь бедняжка с недовольным видом, склонив голову, подошла и сказала:
— Столько-то?
— Твоя доля такая. Всё! — ответил орел-птица.
Вторая очередь выпала гагаре.
— Этой гагаре за то, что она выдала Христа разбойникам, два яйца.
У гагары еще больше, чем у лебеди, прорвалась злость. Вскочив, она начала кричать.
— Столько-то? Столько-то? Я тогда умру!
— Твоя доля такая. Всё! — ответил орел-птица.
Третья очередь выпала куропатке.
— Эта куропатка — самая лучшая моя птица. У нее холодная родина, поэтому ей даю двенадцать яиц. Подойди и возьми, — сказал. Куропатка обрадовалась, глаза загорелись, спотыкаясь и падая, она торопливо подошла и взяла яйца.
Оттого, что куропатка взяла много яиц, гагара еще больше разозлилась, сильно возмутилась, вскочила, выдернула свой лук и стрелы, подняла крик и шум.
— Берегитесь, злодеи! Почему меня обижаете? Тогда уж пусть кто победит, берет много яиц, кто не победит, пусть мало возьмет! — сказала и выстрелила из лука в середину собравшихся птиц. Стрела пролетела со свистом и засела торчком между перьев крыла орел-птицы.
Орел-птица вскрикнул.
— Айа! Кто выстрелил, схватите его!
Собравшиеся птицы всполошились, поднялись.
Гагара, шумно взлетев, торопливо собиралась выстрелить, но чья-то стрела пробила ей бедренную кость. Гагара-бедняжка, вскричав, упала на землю. Птицы повели гагару к орел-птице.
Орел-птица:
— С ума сошла что ли, чертовка! Теперь будешь так делать? — приговаривая, стал бить ее.
С тех пор гагара имеет два яйца, всю жизнь осталась на кривых ногах, по суше не ходит, стала водной птицей, говорят.
«Изучаем фольклор народов Севера». Составитель А.С. Жулева. Москва, 1997 г.
ДВА БРАТА
Жили два брата: старший, женатый, вел хозяйство, младший же, холостой, был лентяй. Однажды жена старшего брата заметила, что к ним подходят три вооруженных луками человека и сообщила своему мужу. Тот посмотрел и видит, что действительно идут люди, и, как ему показалось, довольно подозрительные. Затем старший брат говорит, обращаясь к младшему:
— Слушай, брат! Если я увижу, что это — худые люди, то я мигну тебе. Тогда ты скажи, что нужно приготовить дымокур для оленей (а надо заметить, что была комариная пора), и, выйдя, приготовь тихонько большой нож в древке и лук.
Брат ничего не ответил. Тем временем пришли замеченные люди, все вооруженные и очень подозрительные люди. Поговорив, немного с пришельцами, хозяин мигнул брату, потом еще раз и еще, а тот и не смотрит на него, уставился глазами в пол и сидит себе как ни в чем не бывало.
В это время один из пришельцев вытащил нож и ударил им в лентяя; удар пришелся в самое сердце, и парень тут же умер. Увидя это, хозяин кое-как, в чем был, успел выскочить во двор; ни лука, ни чего другого, кроме большого ножа в древке, он не успел с собой захватить и пустился бежать. Пришельцы пустились за ним, но им не удалось догнать его, и он спасся. Некоторое время он скрывался, но потом, когда вернулся наконец домой, ни жены, ни чума, ни какого бы то ни было платья там уже не оказалось. Все было похищено; даже с брата его, с мертвого, было снято все, и он лежал голый. Ничего не осталось у бедняги — ни поесть или попить чего, ни одеться во что, ни укрыться, где от стужи; остался он в одном летнем платье. Долго скитался бедняк в поисках своих обидчиков, питаясь чем Бог пошлет.
— Неужели жена моя, баба умная, не придумает ничего, как нам опять соединиться? — думал он, а сам все искал да искал.
Наконец ему удалось напасть на их след. Нашел он тут, на месте, одного из ночлегов, кусочек мяса, спрятанный его женой. В другом месте он нашел старые унты. Так находил он изо дня в день по следам, в разных местах, кое-какие необходимые для него вещи. Пока так скитался ограбленный муж, наступила уже осень; пошел снег, начались холода. Скиталец мерз, голодал, ночевал где придется, но шел все вперед, пока наконец не открыл убежища своих обидчиков.
Однако он не мог ничего поделать: похитители, три брата, из которых старший владел всем его добром и женой, всегда были настороже. Между тем морозы росли. Наконец, в один морозный день, после такой же ночи, старший брат говорит своим младшим братьям:
— Ну, враг наш теперь, наверное, уже замерз и более не придет, так что опасаться нам нечего больше.
— А нехолощеный самец ваш был охотничий? — спросил он, обратясь затем к своей пленнице.
— Да, был охотничий,— ответила та.
— В таком случае я отправлюсь сегодня охотиться,— сказал он,— вы тоже можете идти поохотиться, если хотите,— добавил старший, обращаясь к братьям, и действительно уехал на охоту за дикими оленями. Братья тоже уехали в разные стороны. Осталась пленница одна домовничать. Заметив, что все разошлись из чума, следивший за ними ограбленный муж: пришел в чум, где нашел свою жену.
— Ты еще жив? — воскликнула обрадованная женщина.
— Да, жив! Ну, а лук мой еще цел? — спросил в свою очередь муж.
— Цел. Каждый из них пробовал натянуть твой лук, но ни один не смог.
Взял человек свой лук, но, обессиленный долгим холоданием и голоданием, не мог и сам натянуть его. Женщина накормила его, напоила, и спрятали, а пряча, дала такой совет.
— Ты теперь голоден и слаб, так не стреляй издалека, промахнешься, а выжди лучше и стреляй, когда они сядут за еду, чтобы бить наверняка.
Муж так и решил поступить, а сам спрятался. Время шло, день близился к концу. К вечеру один за другим пришли младшие братья и так же один за другим были убиты мстительной рукою стрелка. Наконец, последним остался старший брат, который подъезжал к дому. Олень под ним, почуяв старого хозяина, стал хоркать (издавать звуки).
— Что ты хоркаешь? Или пришел твой старый хозяин? Нет, брат, шалишь, он уже теперь не придет, уж замерз; поди, где-нибудь! — говорил седок, сердись на оленя и нанося ему удары палкой по рогам. Олень тем не менее не переставал хоркать.
Подъехал охотник домой, оглянулся, осмотрелся, но, не заметив ничего подозрительного, вошел к себе в чум. Женщина собрала ему есть, но только он сел и взялся за первый кусок, как свалился, пронзенный вражьей стрелой; смертельно раненный, он тут же умер, едва успев сказать вышедшему к нему врагу:
— Там я убил сегодня дикого оленя, так ты не бросай его, он жирный.
Муж же наутро, взяв указанного дикого оленя, забрав с собой жену, свое имущество и все, что принадлежало убитым, доехал на старое место, где жил раньше.
Сказки и предания Севера. /Сост. Г. Н. Курилов-Улуро Адо, Г. И, Варламова.— Якутск: Кн. изд.-во, 1986. —88 с.
КИНГИР И МУЖИК
Жил один мужик со старушкой матерью и молодой женой. Охотился. Однажды отправился на охоту. Идя по тайге, увидел Кингира-железную птицу. Кингир летит, гремит: "Кингир, кингир!" Подлетел к мужику. Схватил его за голову и понес. На скале, в камнях, находятся детеныши птицы. Кингир принес мужика в свое гнездо, к детенышам. Заговорил Кингир:
— Сегодня загремит гром, так ты, мужик, карауль моих детей. Не дай погибнуть им от грома!
Дом Кингира был внутри камня, в пещере. Дети Кингира ощипали все волосы человека, лицо его поцарапали. Кингир увидел, что идет туча, ушел. Гром подходит, гремит, мужик детей Кингира за крылья потащил с горы, сунул их в кусты сам сел, ждет. Гром пришел, над ними стал греметь, дети Кингира боятся, падают вниз замертво.
Когда гром перестал греметь, они опять ожили. Мужик схватил их за крылья, потащил в гнездо, на вершину горы. Детеныши Кингира, играя, царапают ему лицо.
Вот пришел сам Кингир, увидел, что дети его целы, обрадовался. Принес своим детенышам зайцев. На второй день опять Кингир ушел, сказал мужику:
— Сегодня опять защищай моих детей от грома.
Сам Кингир пошел охотиться. Дети опять, играя, царапают лицо мужика. А он подумал-подумал, решил петь. Было рано, утро было очень холодное.
Мать мужика, хотя и находилась в чуме, но голос сына услышала. Торопливо вышла из чума, разбудила свою невестку, сказала:
— Послушай, голос похож на голос моего сына, поет он где-то наверху. Я услышала. Выйди скорее ты, послушай хорошенько.
Невестка вышла, вместе стали слушать. Невестка сказала:
— Действительно, он. Это мой, муж поет.
Старуха сказала:
— Поймаем верховых оленей да поедем к нему. Поймали они верховых оленей, запрягли и поехали быстрой рысью.
Едут уже по подножию скалы. Приблизились, привязали своих оленей. Сами пешком пошли, полезли вверх на скалу.
Увидели, что их мужик возится с детьми Кингира. Женщины спросили его:
— Зачем ты пришел сюда?
Он ответил:
— Кингир меня за голову схватил да сюда и притащил. Идите скорее домой, принесите мне бубен.
Женщины так и сделали, принесли бубен, сами уехали домой. Сел мужик в доме Кингира и стал бить в бубен. Бьет, как гром гремит. Дети Кингира испугались, упали замертво. Мужик детей рядом всех уложил, бубен спрятал. Кингир пришел и сказал:
— Дети мои уже спят.
Вошел в свой дом, мужик сидит у дверей. Вдруг мужик ударил в бубен. Кингир испугался, упал и умер. Пошел мужик к себе в чум. Пришел домой, родные видят, что он стал глупый; а глупым он стал оттого, что детеныши Кингира ощипали его волосы, ранили его голову, расцарапали его лицо.
КОРЭНДО И УНЯНЫ
У эвенков был праздник, они пели и плясали весь день и всю ночь напролет. Их было так много, что шум от их песен и плясок разносился далеко-далеко.
Злой и страшный враг эвенков Корэндо услышал веселые звуки песен и танцев. Надев свои огромные железные крылья, он собрался лететь, чтоб съесть всех эвенков, Люди веселились, пели и не думали о горе. Одна старуха была слишком стара, поэтому она не пела и не танцевала. Прислушавшись, она издалека услышала шум железных крыльев Корэндо.
— Прекратите петь и плясать в ночную пору, — сказала она людям.— Услышит Корэндо и прилетит сюда. Кажется, я уже слышу свист его железных крыльев.
Но никто не послушал ее, и все продолжали петь и плясатъ.
Налетел страшный и громадный Корэндо, проглотил всех эвенков вмиг, только старуха успела спрятаться под котел и уцелеть. Корэндо ее не заметил, и улетел, съев всех эвенков.
Оставшись одна-одинешенька, старуха с тоски однажды пошла, на берег реки и увидела тетеревов. Она спугнула их, увидев тетеревиный помет, собрала его, принесла домой, положила в люльку и стала, качать. Качала- качала люльку, но тетеревиный помет развалился, и ей ничего не оставалось, как выбросить его.
Жила она так всю зиму одна. Скучно и тоскливо было ей. Грустно смотрела она на пустую люльку, думая: «Был бы хоть один ребеночек у меня, из него бы вырос человек, а то ведь, я умру и не, останется на земле эвенков».
Наступила весна. Птичьи стаи вернулись на землю. Пошла старуха опять к реке — а там плавают гуси. Спугнула старуха, гусей, они улетели. Стала она ходить по берету и собирать гусиный помет: «Положу его в люльку и буду качать ее, будто есть у меня ребенок».
Принесла гусиный помет домой, положила в люльку и начала качать. Качала-качала — вдруг из люльки донесся слабый писк, похожий на плач ребенка. Чтобы плач прекратился, старуха стала качать сильнее, лотом заглянула старуха в люльку— а там младенец лежит. Обрадовалась старуха, стала она воспитывать ребенка и назвала Уняны. Научившись ходить, он стал охотиться.
Однажды он принес пташку–шипелку и говорит старухе:
— Бабушка, бабушка, не этот ли съел всех моих сородичей?
— Нет, сынок, это божья тварь, не убивай ее, не он съел твоих сородичей, поди отнеси его туда, где поймал и отпусти.
Отпустил пташку Уняны, поймал рябчика и спрашивает у старухи:
— Бабушка, бабушка, не этот ли съел моих сородичей?
— Нет, сынок, это божья тварь, поди отнеси его на место и отпусти.
Всех зверей перетаскал ей Уняны, спрашивая, кто съел его сородичей: и оленя дикого, и лося, и рысь, и волка, и медведя. Наконец старуха сказала:
— Твоих сородичей съел Корэндо, он улетел вверх.
Уняны стал ковать себе крылья из котла, который когда-то спас старуху от смерти. Выковал, надел их, поднялся в небо. Летя, спрашивает у старухи:
— Бабушка, бабушка, так ли летал Корэндо?
— Нет, дорогой,— отвечает старуха.— Он летал выше.
Опустился на землю Уняны и стал увеличивать свои крылья, расплавив для этого крышку котла.
Опять поднялся в небо и спрашивает у старухи:
— Бабушка, бабушка, так ли летал Корэндо?
— Нет, миленький, он летал гораздо ниже тебя.
— Бабушка, бабушка, а в какую сторону улетел Корэндо?
Старуха указала, куда улетел Корэндо и Уняны полетел искать злого разбойника, съевшего всех его сородичей. Долго летел он. Долетел до первой жены Корэндо. Видит: рядом с жилищем жены Корэндо построена ровная площадка для посадки. Опустился Уняны на нее и спрашивает:
— Скребок, Скребок (так звали первую жену Корэндо)! Скажи, далеко ли то место, где садится Корэндо?
— Ишь ты, какой смелый, куда тебе до Корэндо, еще захотел сравниться с самим Корэндо! — отвечает жена разбойника.
Рассердился Уняны, сломал место посадки Корэндо и полетел дальше. Долетел он до второй жены Корэндо, сел на место посадки Корэндо и спрашивает:
— Мялка, Мялочка, далеко ли до Корэндо?
— Ишь ты, какой смелый! — отвечает вторая жена Корэндо, которую звали Мялкой.— Тебе ли сравниться с Корэндо!
Рассердился Уняны, сломал место посадки Корэндо и полетел дальше. Так он побывал у Игольницы (третьей жены Корэндо), у Брусочка (четвертой жены) и прилетел к пятой жене. Сел на посадочное место Корэндо и спрашивает:
— Футляр для наперстка (так звали пятую жену Корэндо), скажи мне, где Корэндо.
А Корэндо, оказывается, находится у своей пятой жены.
— Корэндо, Корэндо! Выходи, будем биться, пришел я отомстить за своих братьев и сестер! Давай полетим на середину матери-моря и там над водой посостязаемся в силе!
— Подожди, вот поем, — отвечает Корэндо.
— Нет, пошли биться, — говорит Уняны, — буду я мстить за своих братьев и сестер!
— Погоди, портки надену.
Наконец они полетели к самой середине моря и стали биться. Долго бились, но Уняны мог подниматься в воздух гораздо выше злого разбойника Корэндо. Когда Корэндо пытался сломать крылья Уняны, тот поднимался высоко в небо, а у Корэндо кружилась голова на этой высоте. Переломал Уняны злому разбойнику крылья, Корэндо упал в море и утонул. Вынул его Уняны из морской лучины, распорол ему живот, из брюха его вышло много эвенков.
Так родившийся из гусиного помета Уняны победил злого разбойника Корэндо и спас эвенков.
Из книги «Сказки и предания Севера». Составитель Г.Н. Курилов-Улуро Адо, Г.И. Варламова. Якутск: Кн. Изд-во,1986.- 88 с.
КТО ДАЛ ЭВЕНКАМ СОЛНЦЕ
Жили эвенки в тайге. Жили да жили, промышляли зверей. Приедут эвенки из рода туруягир к чальчигирцам — праздник большой бывает. Приедут эвенки из рода малюкчэн к киндыгирцам — праздник большой бывает. Над очагом в чуме крюк висит, на крюке котел висит. В котле мясо кабарги ли, сохатого ли, кабана ли варится. Любит эвенк охотиться. Мороз ли, вьюга ли, а он все по сопкам ходит. На деревья глядит — белку ищет. На снег глядит — следы росомахи ли, рыси ли, колонка ли видит.
Собрались однажды эвенки на ночевку, отог сделали. Ерник наломали, сошки да ружья и луки к лабазу поставили. Жарили глухарей и разговаривали.
Вдруг смотрят эвенки да диву даются. Поднимается ягель, а из-под ягеля олень выходит. У оленя грива золотая, а рога серебряные. И сидит на том олене батырь-богатырь Куладай Мэргэн.
Эвенки жуют глухариное мясо да диву даются.
— Как так? — говорят. — Деды наши жили, отцы жили, такого не видали.
А Куладай Мэргэн ловко на олене сидит. Лук в руках держит, за поясом стрелы. Унты бисером расшиты, а одежды позолоченные из ровдуги сшиты.
Обращается Куладай Мэргэн к эвенкам:
— Зверей вы бьете во впадинах гор, а жилы ваши сохнут.
— Правда, — говорят эвенки.
— Оленей плодите, да стада ваши маленькие.
— Верно, — отвечают старики.
— Холодно вам, пурга завывает, дети болеют, темно кругом. Но есть на свете солнце. Тот, кто поверит, что есть солнце, тот светлой жизнью жить будет, хорошо жить будет.
Приехали на стойбище эвенки. Рассказали своим сородичам, что диво видели.
— Какое такое солнце? Почему чудесный олень был? Почему чудесный батырь-богатырь был?
Все так спрашивают, но никто не верит.
— Сон, — говорят, — был, мы спали. Во сне всё видели.
Так жили да жили. Семьдесят лет, и еще семьдесят лет, и еще семьдесят лет. Плохо жили. Весною — темно, летом — темно, осенью — темно, зимою — темно.
Про того оленя забыли, про того батыря-богатыря позабыли.
Чакулай родился в роду чальчигир. Тот Чакулай богатырь был. Сильный был, верткий, храбрый был. Быстрее оленя бегал, коз на бегу из лука убивал.
Подошел Чакулай к лабазу и говорит:
— Верю, что солнце есть, света хочу. Тяжело дышать стало эвенку, жилы сохнут, совсем темно стало.
И показался опять златогривый олень, рога серебряные. А сидит на нем Куладай Мэргэн, весь стрелами обвешан.
Подошел Чакулай к батырю-богатырю, поздоровался и заговорил с ним.
Говорит Куладай Мэргэн:
— Знаю я, Чакулай, что ты славу у чальчигирцев имеешь. Эвенки всех родов тебя знают. Все о силе и храбрости твоей говорят. Ты теперь веришь, что есть солнце. Сплети ты коробочку из волос эвенков, тогда ко мне приходи. Добывать солнце будем.
Исчез опять Куладай Мэргэн.
Идет Чакулай, видит — пожар в тайге, лисята горят. Схватил он лисят и спас.
— Мы тебе поможем, — говорят.
Идет Чакулай, торопится.
Смотрит — волчата горят. Спас он волчат.
— И мы тебе поможем, — говорят.
Подходит к озеру большом — карась лежит на песке, задыхается. Толкнул он карася в озеро.
— И я тебя спасу, — говорит.
Стал Чакулай волосы собирать да коробочку плести. Долго плел, семьдесят лет плел, сделал коробочку.
Идет к лабазу. Впереди гора.
— Как пройду гору? — говорит Чакулай.
Прибежали лисята, превратились в оленей. Сел на них Чакулай. Дальше поехал. Едет да едет. Лес непроходимый. Колодник, камни большие. Ехать невозможно.
Прибежали волчата, превратились в орлов и понесли на крыльях Чакулая. Опустили его на широкой поляне. Идет он дальше. Озеро большое. Берега не видать.
— Как перейду? — говорит Чакулай.
Вышел карась и перевел Чакулая через озеро. Перешел он озеро, лабаз стоит. Смотрит — поднимается мох, и выходит чудесный олень, а на нем сидит батырь-богатырь. Поздоровался Куладай-Мэргэн с Чакулаем, повез его по тайге, к солнцу.
Долго ехали: три года ехали. Приехали. Добрались до солнца. Откололся кусочек солнца и в коробочку попал.
Опять три года до лабаза ехали. Исчез чудесный олень, под мох ушел.
Принес Чакулай коробочку. Выбежали шуленги (начальники). Стали коробочку отнимать. Бился Чакулай с шуленгами. Пустит стрелу — падает шуленга. Не берут стрелы Чакулая. Верткий он был. Потом стрела одного шуленги попала в правую руку Чакулая.
— Не верьте ему, — кричат шуленги. — Нет солнца. А коробочку его утопить надо.
Кинулись к нему шуленги. Тогда Чакулай бросил на высокую лиственницу коробочку. Разбилась она. Сразу небо загорелось. Тепло стало. Тайга озарилась светом. Олени все к стойбищу прибежали.
Диву даются эвенки. Мужчины с луками бегут, ребята за руки матерей хватают. Испугались шуленги. А солнце по небу как по озеру плывет.
— Верите ли, что солнце есть?
— Как не верить! Сами видим. Правда, видим. Верно, солнце. Диву даемся.
Поднимается мох. Чудесный олень выходит, а на нем батырь-богатырь сидит.
Бегут олени со всех пастбищ. Собрались эвенки со всех родов. Обращается к ним батырь-богатырь:
— Вижу, что верите вы. Знаете, что есть солнце. Садитесь все на оленей.
Сели эвенки на оленей. Мужчины — на быков, женщины — на маток, дети — на оленят. Все олени рядом идут — лес расступается. Опустилось солнце на рога оленей. Сто тысяч было эвенков. Сто тысяч было оленей. Впереди Куладай Мэргэн ехал. Тот батырь-богатырь другое имя получил. Народ дал имя ему. Народ назвал его Ленин.
Теперь эвенки хорошо живут да про Ленина всё рассказывают. Это он эвенкам солнце добыл. А Чакулай тот большой начальник был. Добро эвенкам делал.
Потом Ленин в большой город уехал. Там жил. Чакулая вызвал. Все про эвенков узнал. Про всех спрашивал. Любил Ленин тайгу. Теперь в каждом чуме каждый день все про Ленина говорят.
ПОДАРКИ ЗОЛОТОЙ ЗМЕИ
Молодой был Баркоуль. Сильный, ловкий. Да вот беда — не досталось ему от отца ни одного оленя. Отец бедняком жизнь прожил и сына бедняком оставил, Баркоуль об этом не горевал. Быстрые ноги, ловкие руки, верный глаз не дадут пропасть с голоду.
Только однажды повстречал он в лесу длиннокосую румяную девушку. Баркоуль в тот день силки на глухарей ставил, девушка ягоду голубику собирала. Угостила она его крупной голубикой, он ей глухаря жирного подарил!
Скоро ли, не скоро ли, а пошел Баркоуль к отцу девушки свататься. Тот и слушать ничего нё хочёт.
— Мы оленные люди. Своих дочерей за безоленных не отдаем. Будет у тебя хоть десять оленей, тогда приходи.
Заплакала девушка, да делать нечего — надо отца слушаться. Баркоуль ей говорит:
— Жди меня три зимы и три лета! Добуду я оленей.
Пошел Баркоуль к богачу Дяликсе в пастухи. Так с ним сговорился: три года пасти стадо будет, и за это даст ему хозяин десять оленей.
Большое стадо у Дяликсы. Баркоуль от оленей не отходит. Днем и ночью на ягельных местах пасет. Когда поест, когда голодным спать ляжет. Так прошло три года. Говорит Баркоуль хозяину:
— Срок кончился. Стадо твое вдвое выросло.
Дяликса отвечает:
— Вдвое-то вдвое. А сколько оленей пропало? Если ты не считал, я считал.
— Отчего ж, — говорит Баркоуль, — я считал. В первый год два оленя пали да одну важенку волк зарезал. Во второй год шести старым оленям конец пришел. А в этом году один только маленький теленок от стада отбился.
— Всего, значит, десять оленей, — сказал Дяликса. — Как раз столько, сколько тебе за работу следует. Сберег бы, я бы тебе их отдал. Мое слово крепкое. А так придется тебе еще три года стадо пасти.
Спорь не спорь — делу не поможешь. Знал Баркоуль: когда себе — слово у Дяликсы мягче пуха, когда другому — тверже промёрзшей земли.
Ничего не сказал, пошел к стаду. Обидно ему. Девушка то ли будет ждать, то ли не будет. Заплакал Баркоуль. Где упали его слезы, выросли горькие осинки.
Вдруг затряслись осинки, да так, что листочки с них посыпались. Что-то тяжелое мимо проползло. Поднял голову Баркоуль — никого нет, лишь извилистый широкий след подле него тянется.
— Брошу стадо, уйду от Дяликсы! — сказал себе Баркоуль.
Только сказал, на верховых оленях приехали два сына Дяликсы. Оленей пастись пустили, сами по обе стороны Баркоуля уселись. Понял Баркоуль: никуда ему не уйти, он будет оленей охранять, а сыновья Дяликсы станут его самого сторожить.
До темноты молча просидели. Потом укладываться спать принялись. Сыновья Дяликсы в одеяла завернулись, Баркоуль в своей вытертой парке на земле заснул.
Рано утром проснулись — блеск им глаза слепит. Смотрят: обвила то место, где они спади, огромная змея. Свилась кольцом, голову на кончик хвоста положила. Испугались все трое. Как теперь выбраться? Проглотит змея.
А та подняла голову, хвост чуть отвела, как раз одному человеку пройти, не больше и не меньше.
—Иди вперед! — толкают братья Баркоуля.
Пошел Баркоуль. Змея хвост и голову сдвинула, не пускает его.
Опять сидят. Опять змея дорогу одному человеку открыла. Пошел старший сын Дяликсы. Пропустила его змея.
— Видно, тебя одного змея съесть хочет! — сказал Баркоулю младший сын богача и бросился вперед.
И его пропустила змея. Снова кольцо сомкнулось.
«Видно, и вправду меня одного, — подумал Баркоуль, — такой уж я несчастный уродился!»
Братья убежали без оглядки. Баркоуль сидит, ждет, что дальше будет. А змея на Баркоуля смотрит, хвостом себя по спине хлёщет. Догадался Баркоуль:
— Это она хочет, чтобы я ей на спину сел. Сяду, хуже не будет! Все равно умирать.
Сел. И тут поползла змея. Едет Баркоуль на змее верхом, куда — сам не знает.
Мелькают мимо деревья, кусты, камни, так быстро ползет змея. Где речка — она стрелой перемахнет, в гору, как птица взлетает, с горы, как ручей, струится.
Доползла змея до леса. Удивился Баркоуль.
— Видно, большая буря здесь бушевала! Сколько деревьев в щепы поломано, сколько с корнями вырвано — не сосчитать!
Одно дерево высокое, ветвистое, будто поцелей других.
Около того дерева выгнула змея спину до верхних веток, посадила Баркоуля. Сама в сторону отползла.
Только успела она так сделать, зашипел кто-то под самыми корнями дерева. Зашипел, свистнул, загремел, словно гром. Выскочил из норы черный змей, черный, как беззвездная ночь. Кругом темно стало.
Зашипела и золотая змея. Встали оба на хвосты, начали драться.
Сидит Баркоуль на дереве, дрожит от страха, но примечает: когда черный змей верх берет — затмевается солнце, когда светлая змея — ясный день опять наступает.
Бьются змеи. Деревья от могучих ударов с треском ломаются, земля глыбами выворачивается, камни в песок рассыпаются.
Только кругом все темней и темней становится. Это черный змей побеждает, светлый теряет силы. «Что же это я сижу? — думает Баркоуль. — Надо помочь своей змее!»
Куда и страх девался! Спрыгнул с дерева, выхватил нож, изловчился и всадил нож по самую рукоятку в черного змея. Взвился змей выше деревьев, зашипел в последний раз и сдох.
Такой день радостный засиял! Мертвый лес будто ожил. А золотая змея подняла усталую голову, покивала Баркоулю, словно сказать хотела:
— Молодец! Хорошо, что помог.
Баркоуль и сам рад. Понял: не зла, а добра желала светлая змея. И он ей добра желает. Без боязни к ней подошел. Она ему спину подставила.
Снова деревья, камни, кусты замелькали. Привезла змея Баркоуля к знакомому месту — к стойбищу, где жила длиннокосая румяная девушка. Посадила змея Баркоуля на землю и ползла прочь. На прощание ударила о землю хвостом и уронила три золотые чешуйки.
Лежат чешуйки среди травы, горят, как угольки в очаге. Баркоуль поднял одну чешуйку, вспыхнула она ярким пламенем и сгорела. И вот на Баркоуле уже не старая вытертая парка, а расшитая бисером праздничная одежда, унты, украшенные красным и синим сукном, новые теплые рукавицы.
Обрадовался Баркоуль, взяд вторую чешуйку. Блеснула она и померкла, словно падающая звезда на осеннем небе. А перед Баркоулем вырос чум. Хороший чум, большой, пушистыми оленьими шкурами покрыт.
— Чум есть, одежда есть! — сказал себе Баркоуль. — Спасибо тебе, змея, хороши твои подарки. Только как я без олёней проживу?
Не успел так подумать — подпрыгнула последняя чешуйка, засверкала на солнце, запорхала как бабочка по травинкам. Где коснется земли, там олень поднимается, на ноги становится. Баркоуль пересчитал оленей — было их трижды десять!
Тут в стойбище услышали оленье хорканье, топот копыт. Выглянули из чумов люди — посмотреть, кто это к ним прикочевал. А длиннокосая румяная девушка прямо к Баркоулю добежала. t
Женился на ней Баркоуль. Долго они прожили, может, и сейчас живут.
— Эр бугала эмэчэ бэе бугалави эвки мучура. Би мэнми нян дулин буга бугачи бичэв. Бугалави энэ кейан мучура эр бидекэкучим, биргэвэ ичэденэ эр муҥнандям. Си бэе-нюн бими илалламакла оҥоктолови эр буга унҥувэн экэл гара, гами эдук этэнни мучура.
— Он-ка си сигунмэ миндук дюлэЛи ичэдеҥэс, си тар һуҥникэн- кэт оёлон туктыми би дюлэлив тар сигун юдеривэн этэнни ичэрэ, би синдук гугдакун биһим эчэ?
Нонон эр мит бугадут дюгани ачин бичэ. Умнэ со иҥин анҥани оча. Таду упкат дэгил доҥотолчол. Тар доҥототчонол умунупчэл, он иникин эмэнмуривэр улгучэмэчилчэл. Умун дэги гунчэ:
— Дэгиел-гиркиел! Он эһилэ бу энгэтыт доҥоторо? Би гунчэҥнэм умун дэгие һинмада нада, няма бугая бакадан. Эр миттук эһалин аял, нуҥан долбо һактыраду-кат ичэвки, дэктылэлин һалгарин маннил, няма дуннэе гэлэктэнэгин.
— О, аякакунма дуннэвэ бакам. Тар бугаду дюганин со ҥонум, тугэнин урумкун, нямачира-кат. Таду, со кэтэ девгэ биһин, би илалладу эр бургум. Би тар баканави дэгилду эчэв улгучэнэ, эчэв бакара гуннэ улоким. Мит дюктэ тала сурудеҥэт. Тар дуннэлэ дэгри һоктоду со иҥин, си авунавар окал, мукукэевэр улликэл, ая оһалдук няма докточи унтаявар окал, няма коколлоёвор окал. Эр долбонива энэмэ аһина тарилва упкатватын улликэл.
Аһин тар тэргэһэлвэ долбонива улличэ. Тэтылвэр тэтыһэл, дэгилдэвэр некэдерэктын, тар дыкэнчэдечэ чичакун «чип» гуннэ дэгилчэ, дэгилду упкаттутын долдынави улгучэнчэ, дэгил упкат тар няма бугала дэгилилчэл. Иҥтылгун удялин эделин һунҥэврэ тар няма бугала исмалчадавар һэлинденэ дэгилчэл. Иҥтылгун тар улокитнэдукви һалдяча, тадук эчэ тала дэгилилдырэ. Аһинан эр бугаду эмэнмучэл тэтылвэр тэтчэмнин. Тар авунин, мукукэн, унталин, коколлолин эһидэлэ биһи. Тар-ты тадук иҥтылгун инҥактан луку бивки.
— Кэ, бигин си гуннэгэчинни. Би тар олоптыкила бэйҥэнэктэ, си бэелтыки сурукул, сот мэдучэнэ гиркукал, тар бэел дяличил, эр-тар албаһичил, синэ вадатын элэкин.